[nick]Feanaro Kurufinwe[/nick][status]if i had a heart[/status][lz]<lz1>Феанор Искусный</lz1><lz2>Tolkien's Legendarium</lz2><lz>Есть тот, кто бежит от своей родины. Есть тот, кто бежит из кошмара</lz>[/lz][sign]

LET THE SHIPS BURN![/sign]
Золотистый теплый свет Лаурелин совсем угас, когда Нэрданель явилась домой. Она обещала, что приедет только через два дня, но уже к концу этого дня поменяла свое решение. Феанор не стал уточнять, с чем это связано. Засеребрился прекрасный, холодный свет Тельпериона, упал серебряной ниточкой на ночной Тирион и погрузил кого-то в сон, кому-то подарил новую, ночную жизнь. Молодежь сбегала под серебряный свет ночного Древа из домов, ночью у них начиналась другая сторона бытия, они развлекались, влюблялись и творили собственную судьбу. День существовал для стариков. Те, кто считал ночь уделом скучных бесед за чашкой чая или сна. Феанор спать не хотел, несмотря на то, что участь семьянина, который уже прошел свою юности, диктовала иные правила. Обычно ночью он допоздна сидел в мастерской и пытался найти вдохновение. После создания Сильмарилл это было сделать с каждым разом все труднее. Каждый раз он оглядывался на камни и думал, что ничего лучше уже создать не может, а значит никогда более не будет доволен собой, ибо творец, даже если создал нечто прекрасное, всегда хочет повторить свой успех или превозмочь себя. Это было всепоглощающее, отвратительное ощущение завершенности.
Финвэ, как и было заявлено, выкатил довольно большой список законов и изменений к законам. А также поручил Феанору спроектировать новую восточную башню Белого Дворца, где эльдар смогут собираться на совет Манвэ или взвывать к его совету. И хотя у Феанора была работа на эту ночь и на несколько продолжительных дальних ночей, он все равно не смог заставить себя сесть работать. У него сердце было не на месте. Кто знает, может быть именно это и заставило Нэрданель вернуться. Она всегда чутко относилась к его моральному благополучию и чувствовала малейшие изменения в его настроении. Возможно, Нэрданель опасалась, как бы Феанор не совершил какие глупости, а возможно он сам себе это придумал и супруга просто передумала работать в мастерской отца. Он встретил ее приезд на балконе, видя, как из кареты выходят его два сына и рыжеволосая жена. Нэрданель даже не подняла головы.
С ночью пришла прохлада и Валинор наполнился спасительным холодом. После изнуряющей дневной жары, это было будто бы глотком свежей воды. Феанору казалось, что он готов простоять на этом балконе, упиравшись руками в перила, всю ночь, наблюдая за тем, как переливается серебристый свет Тельпериона далеко за горами. Ветер приносил отдаленные звуки чьей-то гулянки.
А потом он поймал глазами, как серебристый свет заискрился на лесистых склонах гор. И у него совсем отпало желание спать. Почему-то ему в голову лезла женщина, что сегодня он встретил на балу. Горы и лес были далеко за городом, но с высоты королевских жилищ были отлично видны. Ветер приносил запахи. И почему-то все это напоминало Феанору об этой женщине. Точно, именно такой от нее исходил запах. Запах влажной земли поутру в сосновом лесу. Запах еловых шишек. Озона перед дождем. Свежести после ливня. Ощущение надежды, когда на черном от туч небе проскальзывают первые лучики негаснущего Древа Лаурелин. И появляется радуга.
Феанор опустил глаза. Ему должно быть стыдно думать об этом и ему в самом деле было стыдно! Стыдно при супруге думать о другой женщине, потому что так не должно быть и никогда он себя на этих мыслях не ловил, но ничего не поделать, эта зелень глаз то и дело ему вспоминалась. И Феанор стискивал руки. Что его больше злит? Ее отказ или то, что это все не давало ему даже работать? Если бы у него было немного больше времени, он бы обязательно ей объяснил, что так с квэнди поступать не надо, почему все-таки стоит нормально завершать разговоры, а не гордо показывать спину. Неважно, что он сказал бы ей, даже если это будет полная дурь, ему хотелось поговорить с ней еще раз. Ее красота была все равно, что блестящая утренняя роса.
Самые красивые драгоценные камни создают не эльфы, а природа.
Он не услышал, как жена подошла к нему со спины. И даже коснулась его плеча. Но в ее движении, в ее касании он не почувствовал ничего прежнего. Лишь материнская забота. Так вот во что превращается любовь? В родственность. В пустоту, которую наполняет тепло старой привычки. Там, где раньше бушевала страсть остается только смирение.
- Я не думал, что ты так рано вернешься, - он честно будил в себе хоть какие-то чувства, кроме постоянства, которое испытывал в последнее время.
Нэрданель была к нему добра, разве он не мог ответить на ее доброту? Он бросал себе вызов: ты ведь все еще любишь ее! И получал тишину в ответ. Сердце замирало ровно на стук. И ужасно болело. Потому что разочарованию приходило ощущение ревности. И неизбежности. Он думает о другой женщине, с которой всего лишь поговорил, но которая вскружила ему голову, будто бы он провел с ней неосторожно ночь.
Он ничего не собирался скрывать от Нэрданель. Он был абсолютно открыт. Загляни и увидишь все его мысли.
- Амрод приболел, - ответила супруга и встала рядом с ним.
Феанор хотел задать ей вопрос, но она опередила с ответом:
- Ничего серьезного. Отлежится пару дней и встанет на ноги. А ты все еще думаешь о той женщине?
Феанор удивленно покоился на нее. И увидел, что Нэрданель улыбается. Он ведь сам пригласил ее заглянуть в его душу и почему-то был уверен, что Нэрданель приглашением не воспользуется. Она всегда считала, что понимает его и без пояснений в осанвэ, потому как хорошо знает его. А теперь ей нужно было читать его, заглядывать к нему в сердце, чтобы понять?
Ее улыбка дрожала, Нэрданель тоже сожалела. Она встала рядом и опустила голову.
- Феанор, давай закончим это.
- Что?
- Нас с тобой, - голос ее был текучим и добрым. Она словно вонзала нож ему в сердце, но при этом нежно обнимала за плечи. Она душила его из вежливости, она убивала его из милости. А он не знал, что делать, просто истекал кровью. Ни благодарности, ни гнева. Только рефлекторно рвать губами воздух. - Ты знаешь, за мной ухаживает один мужчина.
Феанор усмехнулся, а потом набрал воздуха в легкие и вдруг рассмеялся. Куда-то туда, где светили негаснущие звезды Варды. Его усмешка была надрывистой и горькой, усмешка сожаления вместо облегчения.
- Эстальред, - закивал Феанор. - Я так и знал.
- Ты знаешь, - начала Нэрданель, - иногда наша мудрость заключается не в сопротивлении, Феанор, а в принятии.
Феанор помотал головой.
- Моя жена ушла от меня к Эстальреду! К этому аптекарю!
Нэрданель нахмурила брови.
- Он целитель, а не аптекарь.
- Да неважно, ты предпочла мне вот этого замухрышку?
Она толкнула его в грудь.
- А ты предпочел мне безродную женщину в доспехах.
Феанор поджал губы.
- Я встретил ее только сегодня.
Как обычно, он оставил последнее слово за собой, потому как был прав. Повисла долгая пауза, Нэрданель ничего сказать не могла, а у Феанора было, что сказать. Он думал, что будет злиться, но он не ощущал злобы. Ему было практически все равно.
- Я не осуждаю тебя, - сказал он в полнейшей тишине.
- Уезжай, Феанор, - ответила она ему не впопад. - Ты хотел ехать на охоту? Уезжай, Тьелкормо дома. Возьми его и езжайте на охоту.
- Она не согласилась, - сказал Феанор.
- Тебя это когда-нибудь останавливало? - Она взяла его за локоть прежде, чем уйти.
Он остался на балконе один. Вечер превращался в ночную пору. Раннюю, холодную и судьбоносную.
Через два часа из дома Феанора выехала целая охотничья кавалькада - десять квэнди, с которыми Тьелкормо и Феанор взяли в привычку ездить на охоту. Снарядили лучших лошадей, взяли с собой лучших собак, Тьлко взял с собой двух охотничьих орлов - в два раза больше обычной птицы, горделивые, умные и преданные животные, создание Манвэ Сулимо. Такой колонной они выехали в лес, но для охоты было уже поздно. Кто охотится ночью?
- Поедем сразу в Королевской лес, за ночь преодолеем, - предложил Туркофинвэ, подзывая к себе своих орлов.
- Нет, сначала заедем в одно место, - Феанор развернул коня резко налево.
- Куда?
- В охотничьи угодья Манвэ.
- И что ты там забыл? - Не понимал сын.
Феанор ударил аккуратно лошадь по бокам, прибавляя ходу.
- Свою гордость.