— мы — моргенштерны, — добавил он, с мрачной болью в голосе. — яркие, утренние звезды.
дети люцифера, самые красивые из всех божьих ангелов.
мы намного прекраснее, когда мы падаем.
[indent] Поговорить Клэри было не с кем. Некому пожаловаться, не с кем поделиться, не у кого попросить совета. Это не тот вопрос, не та проблема, о которой говорят, и даже матери Клэри не могла доверить свои переживания. Даже Иззи, такой понимающей и открытой ко всему, Иззи, которая после тайны Алека ничему бы не удивилась — наверное. Иногда Клэри почти открывала рот, чтобы признаться подруге, но всякий раз не решалась, и дело было не в том, что она хотела сказать, а в том, что это сказала бы именно она. Не кто-то другой, а Клэри Фрэй — она любит своего родного брата, и это неправильно, нехорошо, но что делать, если любовь живет в сердце и не уходит? Как вообще можно по собственному желанию разлюбить человека?
Если бы только Клэри все знала — но даже так, о том, что Джейс сын Валентина, не знал никто. Он был Вейландом, и все так думали, не в чем винить Джослин, Люка и Магнуса. Некого винить, кроме себя. Кроме дурацкой тяги к человеку, который не должен любить тебя, кроме как родственницу.
Клэри вспоминала, как заставала Джослин с ее шкатулкой, украшенной инициалами Д.К. Она никогда не хотела иметь брата или сестру, ее полностью устраивала роль единственного ребенка, пусть в неполной семье. Ее все устраивало. У нее было все, в чем она нуждалась — любящая мать, любимое увлечение, лучший друг, но она не скучала по той безоблачной и безопасной жизни, как ни странно.
потому что это была не ее жизнь.
Она сумеречный охотник, в ее жилах течет кровь ангела, она дочь преступника, но отец — это отец, а Клэри — это Клэри. Она не стала бы такой, она никогда не станет такой.
она все равно не Моргенштерн.
Клэри на стадии отрицания. В первые дни после шокирующего известия ей казалось, что если она моргнет или с силой зажмурится, а после откроет глаза — все окажется сном. Или если она закричит, потому что вырваться из сна, когда ты не хочешь там находиться, можно, лишь закричав. Клэри стали чаще сниться такие сны, вызывающие крик, и она, просыпаясь, сразу хватала блокнот, лежащий прямо рядом с будильником, и рисовала-рисовала-рисовала, перенося кошмарные видения из сознания на бумагу. Она делала так со средней школы, и если в средней школе на рисунках Клэри были чудовища из ужастиков, то с возрастом ее монстры обрели человечность. Демоны уже не пугали — в блокноте на Клэри смотрели лица.
[indent] [indent] [indent] Последние пять листов принадлежали Джейсу.
он не пугал ее. ее пугала она сама.
Люк говорил, что Джейс чуть не нарвался на драку с оборотнями, что он специально вызывал их гнев, а оборотни по своей природе вспыльчивые, несдержанные, им легко впасть в ярость, когда алая пелена застит глаза, и, когда оборотней много, злых, доведенных до ручки… Клэри не хотела думать, почему Джейс их злил. Наверное, просто потому что — он и раньше не отличался спокойным нравом.
Люк беспокоился. Он не говорил Клэри прямо, но она понимала — Люк ощущает, что между ними с Джейсом все сложно, и что оба они мучаются. Звериным чутьем чуял, да и был там, когда вскрылась правда, когда Валентин бросил карты на стол. Его сын, его дочь — Люк слышал, как Валентин назвал Клэри влюбленной, и Люк ничего не говорил. Никому. Ни Джослин, ни Лайтвудам, ни одной живой душе.
Клэри не просила его молчать и не спрашивала, молчит ли. Клэри просто знала.
— Обязывает, — отвечает девушка, присаживаясь рядом. На стакан косится неодобрительно: ничего страшного в выпивке нет, но Джейс и без спиртного творил глупости. — Не только брат должен отвечать, когда ему звонят… сколько? Пятнадцать раз? — проверив мобильный, Клэри сама поражается количеству. — Ты что, звук вырубил? Я же беспокоюсь! — последнее вырывается искренне, надрывно и не очень похоже на сестринские переживания — или Клэри так кажется. Волноваться ведь могут и друзья, и родные, не обязательно влюбленные.
р о д н ы е ;
— Люк тоже беспокоится, — поспешно добавляет Клэри. — Но это я ему позвонила, а не он мне.
Она действительно набрала Люка первой, спросила, где Джейс, и сразу же получила ответ и просьбу приехать, поговорить и повлиять. Как будто Клэри могла повлиять хоть на кого-то — ей бы с собой для начала разобраться, а не учить жизни других. Она вообще не умеет учить, не то что жизни, в принципе ничему.
— Джейс, — вздыхает Клэри. — Я понимаю, как тебе тяжело. Я не притворяюсь. Я правда понимаю, я переживаю то же, что и ты!
Обычно слова «я тебя понимаю» — самая обычная ложь во благо, чтобы поддержать. Даже если ты пережил что-то похожее или то же самое — все равно каждый воспринимает проблему индивидуально, кому-то легче, кому-то сложнее, и восприятие тоже у всех разное. В случае же их с Джейсом — все одинаково. Они могли бы разделить боль на двоих, справляться вместе, если бы главная проблема не заключалась в их невозможности быть вместе, поэтому оба сторонились друг друга. Джейс избегал Клэри, а она не пыталась ему в этом помешать — так и ходили кругами.
— Я тоже… — голос Клэри прерывается. Она покусывает губы, опустив глаза — чуть не ляпнула «я тоже тебя люблю». Дурацкая эмоциональность. — Я тоже дочь… этого человека. Я чувствую то же самое.
Как удобно, оказывается, прикрыться Валентином, свалить все на него, списать все переживания на него, будто нет ничего темного в самой Клэри, а если и есть, то это тоже вина исключительно Валентина, породившего ее вместе со злом. Может, так и есть, может, она чувствует запретную тягу к брату, потому что дочь Моргенштерна и в ней живет его темнота?
Нет, думает Клэри. Нет. Она не марионетка Валентина, она отдельная личность, у нее собственные ошибки и собственные грехи. Ее зло и ее темнота, если они в ней есть — принадлежат ей одной.
— Может, пойдем отсюда? — робко предлагает Клэри. — Что толку сидеть и заливать в себя… — она еще раз смотрит на стакан. В нем может быть безобидный сок, но что-то ей подсказывает, что вряд ли Джейс в баре пил бы сок. — …это. Чем бы это ни было. Правда, Джейс, пойдем, — просит девушка.
Но если он не уйдет, то она тоже не уйдет. Вот не уйдет, и все. Закажет себе тот же напиток, и Люку придется спасать от стаи разъяренных оборотней обоих Моргенштернов, будто со старшим ему проблем не хватило, новое поколение у подросло. Новые утренние звезды, дети Люцифера, прекрасные, когда падают.
Клэри падала все это время. Стояла, ходила, сидела или лежала — падала. Сейчас тоже падает, сидя рядом с Джейсом и от близости к нему наполняясь вовсе не теми мыслями, что должны быть в голове у сестры.
[nick]Clary Fairchild[/nick][status]летнее дитя[/status][icon]https://i.imgur.com/qlsLc1k.png[/icon][sign]
тихий шелест колосьев, звездная даль
фиолетовый бархат в блестках дождя[/sign][lz]<lz1>клэри фрэй</lz1><lz2>shadowhunters</lz2><lz> вокруг <a href="https://crosshearts.ru/profile.php?id=80">нас</a> воздух — <a href="https://crosshearts.ru/profile.php?id=80">мы</a> в нем.</lz>[/lz]
[/float]У них обоих проблемы, но Клэри старается справляться… иначе. Рисовать, например. Ее альбом изрисован впечатлениями, тем, что она не хочет говорить и о чем не хочет писать. Клэри срисовывает свои эмоции: страх, злость, стыд, и влюбленность в Джейса — срисовывает. На ее картинах он не имеет лица, но мужской силуэт, обнимающий девушку, целующий ее — это Джейс, а девушка — это Клэри. Лица она рисует отдельно, и свое, и Джейса. Свое лицо на портрете кажется неузнаваемым.
